Эволюционная эпистемология представители. Эволюционная эпистемология: основные принцип и подходы к развитию науки

Карл Р. Поппер

Popper Karl A Evolutionary Epistemology // Evolutionary Theory: Paths into the Future / Ed. by J. W. Pollard. John Wiley &. Sons. Chichester and New York, 1984, ch. 10, pp. 239-255.
Примечание автора: Статья основана на лекции, прочитанной после конференции "Открытые вопросы квантовой физики" в Бари, Италия, 7 мая 1983 г.

1. Введение

Эпистемология - английский термин, обозначающий теорию познания, прежде всего научного познания. Это теория, которая пытается объяснить статус науки и ее рост. Дональд Кэмпбелл назвал мою эпистемологию эволюционной, потому что я смотрю на нее как на продукт биологической эволюции, а именно - дарвиновской эволюции путем естественного отбора.

Основными проблемами эволюционной эпистемологии я считаю следующие: эволюция человеческого языка и роль, которую он играл и продолжает играть в росте человеческого знания; понятия (ideas) истинности и ложности; описания положений дел (states of affaires) и способ, каким язык отбирает положения дел из комплексов фактов, составляющих мир, то есть действительность".

Сформулируем это кратко и просто в виде двух следующих тезисов.

Первый тезис. Специфически человеческая способность познавать, как и способность производить научное знание, являются результатами естественного отбора. Они тесно связаны с эволюцией специфически человеческого языка.

Этот первый тезис почти тривиален. Мой второй тезис, возможно, несколько менее тривиален.

Второй тезис. Эволюция научного знания представляет собой в основном эволюцию в направлении построения все лучших и лучших теорий. Это - дарвинистский процесс. Теории становятся лучше приспособленными благодаря естественному отбору. Они дают нам все лучшую и лучшую информацию о действительности. (Они все больше и больше приближаются к истине.) Все организмы - решатели проблем: проблемы рождаются вместе с возникновением жизни.

Мы всегда стоим лицом к лицу с практическими проблемами, а из них иногда вырастают теоретические проблемы, поскольку, пытаясь решить некоторые из наших проблем, мы строим те или иные теории. В науке эти теории являются высоко конкурентными. Мы критически обсуждаем их; мы проверяем их и элиминируем те из них, которые, по нашей оценке, хуже решают наши проблемы, так что только лучшие, наиболее приспособленные теории выживают в этой борьбе. Именно таким образом и растет наука.

Однако даже лучшие теории - всегда наше собственное изобретение. Они полны ошибок. Проверяя наши теории, мы поступаем так: мы пытаемся найти ошибки, которые скрыты в наших теориях. Иначе говоря, мы пытаемся найти слабые места наших теорий, точки их слома. В этом состоит критический метод.

В процессе критической проверки часто требуется большая изобретательность.

Эволюцию теорий мы можем суммарно изобразить следующей схемой:

P 1 -> ТТ -> ЕЕ -> Р 2 .

Проблема (P 1) порождает попытки решить ее с помощью пробных теорий (tentative theories) (ТТ ). Эти теории подвергаются критическому процессу устранения ошибок (error elimination) ЕЕ . Выявленные нами ошибки порождают новые проблемы Р 2 . Расстояние между старой и новой проблемой часто очень велико: оно указывает на достигнутый прогресс.

Ясно, что этот взгляд на прогресс науки очень напоминает взгляд Дарвина на естественный отбор путем устранения неприспособленных - на ошибки в ходе эволюции жизни, на ошибки при попытках адаптации , которая представляет собой процесс проб и ошибок. Так же действует и наука - путем проб (создания теорий) и устранения ошибок.

Можно сказать: от амебы до Эйнштейна всего лишь один шаг. Оба действуют методом предположительных проб (ТТ ) и устранения ошибок (ЕЕ ). В чем же разница между ними?

Главная разница между амебой и Эйнштейном не в способности производить пробные теории ТТ , а в ЕЕ , то есть в способе устранения ошибок.

Амеба не осознает процесса устранения ошибок. Основные ошибки амебы устраняются путем устранения амебы: это и есть естественный отбор.

В противоположность амебе Эйнштейн осознает необходимость ЕЕ : он критикует свои теории, подвергая их суровой проверке. (Эйнштейн говорил, что он рождает и отвергает теории каждые несколько минут.) Что позволило Эйнштейну пойти дальше амебы? Ответ на этот вопрос составляет основной, третий тезис настоящей статьи.

Третий тезис. Ученому-человеку, такому как Эйнштейн, позволяет идти дальше амебы владение тем, что я называю специфически человеческим языком .

В то время как теории, вырабатываемые амебой, составляют часть ее организма, Эйнштейн мог формулировать свои теории на языке; в случае надобности - на письменном языке. Таким путем он смог вывести свои теории из своего организма. Это дало ему возможность смотреть на свою теорию как на объект , смотреть на нее критически , спрашивать себя, может ли она решить его проблему и может ли она быть истинной и, наконец, устранить ее, если выяснится, что она не выдерживает критики.

Для решения такого рода задач можно использовать только специфически человеческий язык.

Эти три тезиса, взятые вместе, составляют основу моей эволюционной эпистемологии.

2. Традиционная теория познания

В чем состоит обычный подход к теории познания, к эпистемологии? Он полностью отличен от моего эволюционного подхода, который я обрисовал в разделе 1. Обычный подход требует оправдания (джастификации ) теорий наблюдениями. Я отвергаю обе составные части этого подхода.

Этот подход обычно начинается с вопроса типа "Откуда мы знаем?", который, как правило, понимается в том же смысле, что и вопрос "Какого рода восприятие или наблюдение является основанием наших утверждений?". Другими словами, этот подход связан с оправданием наших утверждений (в соответствии с предпочитаемой мною терминологией - наших теорий), и он ищет это оправдание в наших восприятиях и наших наблюдениях. Этот эпистемологический подход можно назвать обсервационизмом .

Обсервационизм исходит из того, что источником нашего знания являются наши чувства, или наши органы чувств; что нам "даются" некоторые так называемые "чувственные данные" (чувственное данное - это нечто такое, что дано нам нашими чувствами), или некоторые восприятия, и что наше знание есть результат или сводка этих чувственных данных, или наших восприятии, или полученной информации. Место, где эти чувственные данные сводятся воедино, или усваиваются - это, конечно, голова, изображенная на рис. 1.

Если посмотреть на этот рисунок, станет ясно, почему мне нравится называть обсервационизм "бадейной теорией сознания (mind)" .

Эту теорию можно изложить и следующим образом. Чувственные данные вливаются в бадью через семь хорошо известных отверстий - два глаза, два уха, один нос с двумя ноздрями и рот, а также через кожу - орган осязания. В бадье они усваиваются, а конкретнее - связываются, ассоциируются друг с другом и классифицируются. А затем из тех данных, которые неоднократно повторяются, мы получаем - путем повторения, ассоциации, обобщения и индукции - наши научные теории.

Бадейная теория, или обсервационизм, является стандартной теорией познания от Аристотеля до некоторых моих современников, например, Бертрана Рассела, великого эволюциониста Дж. Б. С. Холдейна или Рудольфа Карнапа.

Эту теорию разделяет и первый встречный.

Первый встречный может сформулировать ее очень кратко: "Откуда я знаю? Потому, что я держал глаза открытыми, я видел, я слышал". Карнап также отождествляет вопрос "Откуда я знаю?" с вопросом "Какие восприятия или наблюдения являются источником моего знания?".

Эти бесхитростные вопросы и ответы первого встречного дают, конечно, достаточно верную картину ситуации, как он ее видит. Однако это не та позиция, которую можно вывести на более высокий уровень и преобразовать в такую теорию познания, к которой можно было бы отнестись серьезно.

Прежде чем перейти к критике бадейной теории человеческого сознания, я хочу заметить, что возражения против нее восходят к временам Древней Греции (Гераклит, Ксенофан, Парменид). Кант очень хорошо понимал эту проблему: он обратил особое внимание на разницу между знанием, полученным независимо от наблюдения, или априорным знанием, и знанием, получаемым в результате наблюдения, или апостериорным знанием. Мысль о том, что у нас может быть априорное знание, шокировала многих людей. Великий этолог и эволюционный эпистемолог Конрад Лоренц предположил, что кантовское априорное знание могло быть знанием, которое когда-то - сколько-то тысяч или миллионов лет назад - первоначально было приобретено a posteriori (Lorenz, 1941), а затем генетически закреплено естественным отбором. Однако в книге, написанной между 1930 и 1932 гг. и пока что опубликованной только на немецком языке - "Die beiden Grundprobleme der Erkenntnistheorie" (Popper, 1979; на эту книгу ссылался Дональд Кэмпбелл, когда характеризовал мою эпистемологию как "эволюционную"), я предположил, что априорное знание никогда не было апостериорным и что с исторической и генетической точки зрения все наше знание является изобретением (invention) животных и поэтому априорным с момента возникновения (хотя, конечно, не априорно верным в смысле Канта). Полученное таким образом знание адаптируется к окружающей среде путем естественного отбора: кажущееся апостериорным знание всегда есть результат устранения плохо приспособленных априорно изобретенных гипотез, или адаптаций. Другими словами, всякое знание есть результат пробы (изобретения) и устранения ошибок - плохо приспособленных априорных изобретений.

Таким образом, метод проб и ошибок - это тот метод, которым мы активно добываем информацию об окружающей нас среде.

3. Критика традиционной теории познания

Мой четвертый тезис (который я преподаю и проповедую уже более 60 лет) состоит в следующем:

Каждый аспект джастификационистской и обсервационистской философии познания ошибочен:
1. Чувственных данных и тому подобных переживаний (experiences) не существует.
2. Ассоциаций не существует.
3. Индукции путем повторения или обобщения не существует.
4. Наши восприятия могут нас обманывать.
5. Обсервационизм, или бадейная теория - это теория, утверждающая, что знания могут вливаться в бадью снаружи через наши органы чувств. На самом же деле мы, организмы, чрезвычайно активны в приобретении знания - может быть даже более активны, чем в приобретении пищи. Информация не вливается в нас из окружающей среды. Это мы исследуем окружающую среду и активно высасываем из нее информацию, как и пищу. А люди не только активны, но иногда и критичны.

Знаменитый эксперимент, опровергающий бадейную теорию и особенно теорию чувственных данных, проведен Хельдом (Held) и Хайном (Hein) в 1963 г. Он описан в книге, которую мы написали вместе с сэром Джоном Экклзом (Popper and Eccles, 1977). Это эксперимент с активным и пассивным котятами. Эти два котенка связаны так, что активный котенок двигает пассивного в колясочке в том же самом окружении, в котором перемещается сам. В результате пассивный котенок с очень высокой степенью приближения получает те же самые восприятия, что и активный котенок. Однако проведенные после этого тесты показывают, что активный котенок многому научился, в то время как пассивный не научился ничему.

Защитники обсервационистской теории познания могли бы на эту критику ответить, что ведь есть еще кинестетическое чувство, чувство нашего движения, и что отсутствие кинестетических чувственных данных на входе органов чувств пассивного котенка может объяснить - в рамках обсервационистской теории - почему он ничему не научился. Обсервационист мог бы сказать, что этот эксперимент показывает всего лишь то, что зрительное и слуховое восприятия могут быть полезны, только если они ассоциируются с кинестетическими.

Чтобы сделать мое отвержение обсервационизма, или бадейной теории, или теории чувственных данных, независимым от любых подобных возражений, я сейчас сформулирую аргумент, который считаю решающим. Этот аргумент специфичен для моей эволюционной теории познания.

Его можно сформулировать следующим образом. Мысль о том, что теории представляют собой сводку чувственных данных, или восприятий, или наблюдений, не может быть истинной по следующим причинам.

С эволюционной точки зрения теории (как и всякое знание вообще) представляют собой часть наших попыток адаптации, приспособления к окружающей среде. Такие попытки подобны ожиданиям и предвосхищениям. В этом и состоит их функция: биологическая функция всякого знания - попытка предвосхитить, что произойдет в окружающей нас среде. Однако и наши органы чувств, например глаза, тоже такие же средства адаптации. Рассматриваемые с этой точки зрения, они являются теориями: организмы животных изобрели глаза и усовершенствовали их во всех деталях как предвосхищение, или теорию о том, что свет в видимом диапазоне электромагнитных волн будет полезен для извлечения информации из окружающей среды, для высасывания из окружающей среды информации, которую можно интерпретировать как показатель состояния окружающей среды - и долгосрочного, и краткосрочного.

Очевидно вместе с тем, что наши органы чувств логически первичны по отношению к нашим чувственным данным , существование которых предполагается обсервационизмом, - несмотря на то что между ними могла иметь место обратная связь (если бы чувственные данные действительно существовали), так же как возможна обратная связь наших восприятий с органами чувств.

Поэтому невозможно, чтобы все теории или аналогичные теориям конструкции возникали в результате индукции, или обобщения мнимых чувственных "данных", кажущегося "данными" потока информации от наших восприятий или наблюдений, потому что органы чувств, высасывающие информацию из окружающей среды, генетически, как и логически, первичны по отношению к информации.

Я думаю, что этот аргумент является решающим и что он ведет к новому взгляду на жизнь.

4. Жизнь и приобретение знания

Жизнь обычно характеризуют следующими свойствами или функциями, которые в значительной степени зависят друг от друга:

1. Размножение и наследственность.
2. Рост.
3. Поглощение и усвоение пищи.
4. Чувствительность к раздражителям стимулам.
Я думаю, что эту четвертую функцию можно описать также иным способом:
а) Решение проблем (проблемы, которые могут возникать из внешней окружающей среды или из внутреннего состояния организма). Все организмы - решатели проблем.
б) Активное исследование окружающей среды, которому часто помогают случайные пробные движения. (Даже растения исследуют окружающую их среду).
5. Построение теорий об окружающей среде в форме физических органов или иных анатомических изменений, новых вариантов поведения или изменений существующих вариантов поведения.

Все эти функции порождаются самим организмом . Это очень важно. Все они - акции (actions) организма. Они не являются реакциями (reactions) на окружение.

Это можно сформулировать и следующим образом. Именно организм и состояние, в котором он оказался, определяют, или выбирают, или отбирают, какого рода изменения окружающей среды могут быть для него "значимыми", чтобы он мог "реагировать" на них как на "стимулы".

Обычно говорят о стимуле, запускающем реакцию, и обычно имеют при этом в виду, что сначала в окружающей среде появляется стимул, который вызывает реакцию организма. Это приводит к ошибочной интерпретации, согласно которой стимул - это некая порция информации, вливающейся в организм снаружи, и что в целом стимул первичен: он есть причина, предшествующая реакции, то есть действию (effect).

Я думаю, что все это принципиально ошибочно.

Ошибочность этой концепции связана с традиционной моделью физической причинности, которая не работает применительно к организмам и даже применительно к автомобилям или радиоприемникам, как и вообще применительно к устройствам, имеющим доступ к некоторому источнику энергии, которую они могут расходовать разными способами и в разном количестве.

Даже автомобиль или радиоприемник отбирают - в соответствии со своим внутренним состоянием - те стимулы, на которые они реагируют. Автомобиль может не отреагировать должным образом на нажатие акселератора, если он не снят с тормоза. А радиоприемник не прельстится самой красивой симфонией, если он не настроен на нужную волну.

Это же относится и к организмам, и даже в еще большей степени, поскольку им приходится настраивать и программировать себя самим. Они настраиваются, например, структурой своих генов, каким-нибудь гормоном, недостатком пищи, любопытством или надеждой узнать что-нибудь интересное. Это является сильным аргументом против бадейной теории сознания, которую часто формулируют следующим образом: "Нет ничего в интеллекте, чего раньше не было бы в ощущениях", по-латыни: "Nihil est in intellectu quid non antea fuerat in sensu". Это - девиз обсервационизма, бадейной теории сознания. Немногие знают его предысторию. Он восходит к презрительному замечанию антиобсервациониста Парменида, который сказал нечто вроде:"Нет ничего в заблуждающихся умах (plakton noon в дошедшем до нас тексте Парменида; должно быть plankton noon - см. Diels und Kranz, 1960) этих людей, кроме того, что уже было в их много-заблуждающихся (polyplanktos) органах чувств" (см. мою книгу - Popper К. Conjectures and Refutations, начиная с третьего издания 1969 г., Addenda, Section 8, point 7, pp. 410-413). Я полагаю, что, возможно, на этот выпад Парменида ответил Протагор - тем, что превратил его насмешку в гордый девиз обсервационизма.

5. Язык

Высказанные соображения показывают нам значение активного, исследовательского поведения животных и человека. Понимание этого очень важно не только для эволюционной эпистемологии, но и для эволюционной теории в целом. Теперь, однако, я должен перейти к центральному пункту эволюционной эпистемологии - эволюционной теории человеческого языка.

Самый важный известный мне вклад в эволюционную теорию языка лежит, погребенный в небольшой статье, написанной в 1918 г. моим бывшим учителем Карлом Бюлером (Buhler, 1918). В этой статье, на которую обращают слишком мало внимания современные исследователи лингвистики, Бюлер выделяет три стадии развития языка. На каждой из этих стадий язык имеет определенную задачу, определенную биологическую функцию. Низшая стадия - это та, на которой единственной биологической функцией языка является экспрессивная функция - внешнее выражение внутреннего состояния организма, возможно с помощью определенных звуков или жестов.

Вероятно, экспрессивная функция оставалось единственной функцией языка сравнительно недолгое время. Очень скоро другие животные (того же самого вида или других видов) обратили внимание на эти выражения внутреннего состояния и приспособились к ним: они открыли, как высасывать из них информацию, как включить их в состав стимулов своей окружающей среды, на которые они могли бы реагировать с пользой для себя. Говоря конкретнее, они могли использовать это выражение как предостережение о надвигающейся опасности. Например, рев льва, являющийся самовыражением внутреннего состояния льва, мог использоваться возможной жертвой льва как предостережение. Или определенный крик гуся, выражающий страх, мог истолковываться другими гусями как предупреждение о ястребе, а другой крик - как предупреждение о лисице. Таким образом, выражения внутреннего состояния животных могли запускать в воспринимающем или отвечающем на них животном типичную, ранее сформировавшуюся реакцию. Отвечающее животное воспринимает такое выражение как сигнал , как знак , вызывающий определенный ответ. Тем самым животное вступает в коммуникацию , в общение с другим животным, выражающим свое внутреннее состояние.

На этой стадии первоначальная экспрессивная функция изменилась. И то, что первоначально было внешним знаком или симптомом, хотя и выражающим внутреннее состояние животного, приобрело сигнальную функцию, или функцию запуска. Оно теперь может использоваться животным, выражающим свое внутреннее состояние, как сигнал и, таким образом, изменяет свою биологическую функцию с выражения на сигнализацию, даже на сознательную сигнализацию.

До сих пор у нас было два эволюционных уровня: первый - чистое выражение и второй - выражение, проявляющее тенденцию стать сигналом , поскольку есть воспринимающие животные, отвечающие на него, то есть реагирующие на него как на сигнал , в результате мы получили коммуникацию .

Третий эволюционный уровень Бюлера - уровень человеческого языка. Согласно Бюлеру, человеческий язык и только человеческий язык вводит в функции языка нечто революционно новое: он может описывать , может описать положение дел, или ситуацию. Такое описание может быть описанием положения дел в настоящее время, в тот момент, когда это положение дел описывается, например "наши друзья входят"; или описанием положения дел, не имеющего никакого отношения к настоящему времени, например "мой шурин умер 13 лет назад"; или, наконец, описанием положения дел, которое, возможно, никогда не имело места и не будет иметь места, например "за этой горой есть другая гора - из чистого золота".

Бюлер называет способность человеческого языка описывать возможные или действительные положения дел "дескриптивной (репрезентативной) функцией (Darstellungsfunktion)" человеческого языка. И он справедливо подчеркивает ее величайшее значение. Бюлер показывает, что язык никогда не теряет своей экспрессивной функции. Даже в описании, максимально лишенном эмоций, что-то от нее остается. Точно так же язык никогда не теряет своей сигнальной или коммуникативной функции. Даже неинтересное (и неверное) математическое равенство, такое, например, как 10 5 = 1000000, может спровоцировать у математика желание его поправить, то есть вызвать у него реакцию и даже гневную реакцию.

Вместе с тем ни выразительность, ни знаковый характер - способность языковых выражений служить сигналами, вызывающими реакцию - не являются специфическими для человеческого языка; не специфично для него и то, что он служит для коммуникации некоторому сообществу организмов. Специфичен для человеческого языка его дескриптивный характер . И это есть нечто новое и поистине революционное: человеческий язык может передавать информацию о положении дел, о ситуации, которая может иметь место, а может и не иметь места или быть либо не быть биологически релевантной. Она может даже не существовать.

Простым и в высшей степени важным вкладом Бюлера пренебрегают почти все лингвисты. Они до сих пор рассуждают так, как если бы сущность человеческого языка составляло самовыражение, или как если бы такие слова как "коммуникация", "знаковый язык" или "символический язык" в достаточной мере характеризовали человеческий язык. (Но ведь знаки и символы используются и другими животными.)

Бюлер, конечно, никогда не утверждал, что у человеческого языка нет никаких других функций, кроме описанных им: язык можно использовать для того, чтобы просить, умолять, уговаривать. Его можно использовать для приказов или для советов. Его можно использовать, чтобы оскорблять людей, причинять им боль, пугать их. И его можно использовать, чтобы утешать людей, чтобы дать им почувствовать себя спокойно, почувствовать, что их любят. Однако на уровне человека основой всех этих употреблений языка может быть только дескриптивный язык.

6. Как развилась дескриптивная функция языка?

Легко увидеть, как развилась сигнальная функция языка после того, как у него появилась экспрессивная функция. Очень трудно, однако, понять, как из сигнальной функции могла развиться дескриптивная. Вместе с тем надо признать, что сигнальная функция может быть похожей на дескриптивную. Один характерный тревожный крик гуся может означать "ястреб!", а другой - "лиса!", а это во многих отношениях очень близко к дескриптивному высказыванию "Ястреб летит! Прячьтесь!" или "Взлетайте! Подбирается лиса!". Однако есть большие различия между этими описательными тревожными криками и дескриптивным языком человека. Из-за этих различий трудно поверить, что дескриптивные человеческие языки развились из тревожных криков и других сигналов, таких как боевой клич.

Следует также признать, что язык танцев у пчел во многом похож на дескриптивное употребление языка человеком. Своим танцем пчелы могут передавать информацию о направлении и расстоянии от улья до того места, где можно найти пищу, и о характере этой пищи.

Вместе с тем есть одно в высшей степени важное различие между биологическими ситуациями языка пчел и человеческого языка: дескриптивная информация, передаваемая танцующей пчелой, составляет часть сигнала, адресованного остальным пчелам; ее основная функция - побудить остальных пчел к действию, полезному здесь и сейчас; передаваемая информация тесно связана с текущей биологической ситуацией.

В противоположность этому информация, передаваемая человеческим языком, может и не быть полезной именно в данный момент. Она может вообще не быть полезной или стать полезной лишь через много лет и совсем в другой ситуации.

В использовании человеческого языка есть также возможный элемент игры , который делает его столь отличным от боевых кличей, или криков при спаривании, или языка пчел. Можно объяснить естественным отбором ситуацию, когда система боевых кличей становится богаче, более дифференцированной, но в этом случае следует ожидать, что она станет и более жесткой. Однако человеческий язык, по-видимому, развивался путем, сочетавшим большое возрастание дифференциации с еще большим увеличением числа степеней свободы (которые можно понимать здесь как в обыденном, так и в математическом или физическом смысле).

Все это станет ясным, если мы посмотрим на один из древнейших способов употребления человеческого языка: рассказывание историй и изобретение религиозных мифов. Оба эти употребления, несомненно, имеют серьезные биологические функции. Однако эти функции достаточно далеки от ситуационной неотложности и жесткости боевых кличей.

Наша трудность связана именно с жесткостью этих биологических сигналов (как мы их можем назвать): трудно представить себе, что эволюция биологических сигналов могла привести к человеческому языку с его способностью к болтовне, разнообразием его употреблений и с его игровым настроем, с одной стороны, и его самыми серьезными биологическими функциями, такими как функция приобретения нового знания , например открытия употребления огня, с другой стороны.

Однако из этого тупика возможны некоторые выходы, пусть даже они представляют собой чисто умозрительные гипотезы. То, что я собираюсь сейчас сказать, - всего лишь предположения, но они могут указать на то, что могло иметь место в ходе развития человеческого языка.

Игривость молодых животных , особенно млекопитающих, к которой я хочу привлечь особое внимание, поднимает грандиозные проблемы, и целый ряд прекрасных книг был посвящен этому важнейшему предмету (см., например, Baldwin (1895), Eigen und Winkler (1975), Groos (1896), Hochkeppel (1973), Lorenz (1973, 1977) и Morgan (1908)). Этот предмет слишком обширен и важен, чтобы входить в него здесь в деталях. Я только выскажу предположение, что он может быть ключом к проблеме развития свободы и человеческого языка, и сошлюсь лишь на некоторые недавние открытия, демонстрирующие творческий характер игривости молодых животных и ее значение для новых открытий. У Менцеля (Menzel, 1965) мы можем прочесть, например, следующее о японских обезьянах: "Обычно не взрослые, а молодые животные являются зачинателями процессов групповой адаптации и "прокультурных" перемен в относительно сложных поведениях, таких как вход в недавно установленный участок кормления, приобретение новых привычек в питании или новых способов собирания пищи..." (см. также Frisch (1959), Itani (1958), Kawamura (1959) и Miyadi (1964)).

Я предполагаю, что основной фонетический аппарат человеческого языка возникает не из замкнутой системы тревожных криков или боевых кличей и тому подобных сигналов (которые должны быть жесткими и могут закрепиться генетически), а из игровой болтовни матерей с младенцами или из общения в детских стайках, и что дескриптивная функция человеческого языка - его использование для описания положения дел в окружающей среде - может возникнуть из игр, в которых дети изображают кого-то (make-believe plays), - так называемых "игр в представления", или "имитационных игр", и особенно из игр детей, в шутку подражающих поведению взрослых.

Такие имитационные игры широко распространены среди многих млекопитающих: они включают шутливые схватки, шутливые боевые кличи, шутливые призывы о помощи, а также шутливые приказы, имитирующие некоторых взрослых. (Это может приводить к наделению их именами, возможно - именами, имеющими цель быть описательными.)

Разыгрывание ролей может сопровождаться нечленораздельными звуками и болтовней и это может создать потребность в чем-то вроде описательного или объяснительного комментария. Таким путем может развиться потребность в рассказывании историй в ситуациях, в которых дескриптивный характер историй ясен с самого начала. И таким образом человеческий язык мог быть впервые изобретен детьми, играющими или разыгрывающими роли, быть может как тайный групповой язык (дети до сих пор иногда изобретают такие языки). Его затем могли перенять у них матери (как изобретения детенышей японских обезьян, см. ранее) и лишь позднее, с изменениями, взрослые самцы. (Есть еще языки, в которых сохранились грамматические формы, указывающие на пол говорящего.) А из рассказывания историй - или как часть его - и из описаний положений дел могли развиться объяснительный рассказ-миф, а затем и сформулированная на языке объяснительная теория .

Потребность в описательном рассказе, а может быть и в пророчестве, с ее громадной биологической значимостью, могла со временем закрепиться генетически. Огромное преимущество, особенно в военном деле, обеспечиваемое наличием дескриптивного языка, создает новое селективное давление, и это, возможно, объясняет удивительно быстрый рост человеческого мозга.

Жаль, что это умозрительное предположение вряд ли сможет когда-либо стать проверяемым . (Даже если бы нам удалось побудить детенышей японских обезьян проделать все, о чем я сейчас говорил, это нельзя было бы считать его проверкой.) Однако и без этого у него есть то преимущество, что оно рассказывает нам объяснительную историю о том, как могли обстоять дела - как мог возникнуть гибкий и описательный человеческий язык - дескриптивный язык, с самого начала открытый, способный к почти бесконечному развитию, стимулирующий воображение и ведущий к волшебным сказкам, к мифам, к объяснительным теориям и в конечном счете к "культуре".

Я чувствую, что мне следует привлечь здесь внимание к истории Элен Келлер (см. Popper and Eccles, 1977): это один из самых интересных случаев, показывающих врожденную потребность ребенка в активном освоении человеческого языка и в его очеловечивающем влиянии. Мы можем предположить, что эта потребность закодирована в ДНК вместе с многими другими предрасположениями.

7. От амебы до Эйнштейна

Животные и даже растения приобретают знания методом проб и ошибок или, точнее, методом опробования тех или иных активных движений, тех или иных априорных изобретений и устранением тех из них, которые "не подходят", которые недостаточно хорошо приспособлены. Это имеет силу для амебы (см. Jennings, 1906), и это имеет силу для Эйнштейна. В чем основная разница между ними?

Я думаю, что у них по-разному происходит устранение ошибок. В случае амебы любая грубая ошибка может быть устранена устранением амебы. Ясно, что в случае Эйнштейна дело обстоит не так; он знает, что будет совершать ошибки, и активно ищет их. Однако не удивительно, что большинство людей унаследовали от амебы сильное нежелание как совершать ошибки, так и признавать, что они их совершили! Тем не менее бывают исключения: некоторые люди не имеют ничего против совершения ошибок, если только есть шанс обнаружить их и - если ошибка обнаружена - начать всю работу сначала. Таким был Эйнштейн, и таковы большинство ученых творческого склада: в противоположность другим организмам, человеческие существа используют метод проб и ошибок сознательно (если только он не стал для них второй натурой). Похоже, есть два типа людей: те, кто находится под чарами унаследованного отвращения к ошибкам и потому боится их и боится их признавать, и те, кто тоже хотел бы избегать ошибок, но знает, что мы чаще ошибаемся, чем не ошибаемся, кто узнал (методом проб и ошибок), что может противостоять этому, активно ища свои собственные ошибки . Люди первого типа мыслят догматически; люди второго типа - это те, кто научился мыслить критически . (Говоря "научился", я хочу выразить свое предположение, что различие между этими двумя типами основано не на наследственности, а на обучении.) Теперь я сформулирую мой пятый тезис:

Пятый тезис . В ходе эволюции человека необходимой предпосылкой критического мышления была дескриптивная функция человеческого языка: именно дескриптивная функция делает возможным критическое мышление.

Этот важный тезис можно обосновать различными способами. Только в связи с дескриптивным языком того типа, какой описан в предыдущем разделе, возникает проблема истинности и ложности - вопрос о том, соответствует ли некоторое описание фактам. Ясно, что проблема истинности предшествует развитию критического мышления. Другой аргумент таков. До возникновения человеческого дескриптивного языка можно было сказать, что все теории являлись частями структуры тех организмов, которые были их носителями. Они представляли собой либо унаследованные органы, либо унаследованные или приобретенные предрасположения к определенному поведению, либо унаследованные или приобретенные неосознанные ожидания. Иначе говоря, они были неотъемлемой частью своих носителей.

Для того, чтобы быть способным критиковать теорию, организм должен иметь возможность рассматривать ее как объект . Единственный известный нам способ добиться этого - сформулировать ее на дескриптивном языке, причем желательно на письменном.

Таким образом, наши теории, наши предположения, испытания успешности наших попыток, совершаемых в ходе проб и ошибок, могут стать объектами, такими же как неживые или живые физические структуры. Они могут стать объектами критического исследования. И мы можем убивать их, не убивая их носителей. (Как это ни странно, даже у самых критических мыслителей часто возникают враждебные чувства к носителям критикуемых ими теорий.)

Может быть, уместно будет вставить здесь краткое замечание о том, что я не считаю весьма существенной проблемой: является ли принадлежность к одному из двух описанных мной типов людей - догматических мыслителей или критических мыслителей - наследственной? Как было указано Ранее, я предполагаю, что нет. Основанием для меня служит то, что эти два "типа" - изобретение. Может быть и можно классифицировать реальных людей в соответствии с этой изобретенной классификацией, однако нет оснований думать, что эта классификация основана на ДНК, - во всяком случае не больше, чем считать, что любовь или нелюбовь к гольфу основана на ДНК. (Или что то, что называют "коэффициентом интеллектуальности" ("коэффициентом умственного развития"), действительно измеряет интеллект: как указал Питер Медавар, никакому грамотному агроному и в голову не придет измерять плодородие почвы мерой, зависящей только от одной переменной , а некоторые психологи, кажется, верят, что можно таким образом измерять "интеллект", включающий творческие способности.)

8. Три мира

Я предполагаю, что человеческий язык является продуктом человеческой изобретательности. Он есть продукт человеческого разума (mind), наших умственных переживаний и предрасположений. А человеческий разум, в свою очередь, является продуктом своих продуктов: его предрасположения обусловлены эффектом обратной связи. Особенно важным эффектом обратной связи, упомянутым ранее, является предрасположение изобретать аргументы, приводить основания для принятия некоторого рассказа как истинного или для отвержения его как ложного. Другим очень важным эффектом обратной связи явилось изобретение ряда натуральных чисел.

К тем или иным философским представлениям и учениям современное человечество давным-давно привыкло и принимает их как данность. К примеру, такие категории, как "знание", "бытие" или "парадокс", давным-давно кажутся нам выверенными и совершенно ясными.

Однако есть и менее известные разделы философских учений, которые представляют не меньший интерес как для современных философов, так и для обычного человека. Одним из таких направлений как раз и является эпистемология.

Суть понятия

Значение данного, казалось бы, сложного термина легко раскрывается уже в его лингвистической структуре. Не нужно быть выдающимся филологом для того, чтобы понять, что "эпистемология" - этослово, включающее сразу две основы.

Первая из них - episteme, означает "знание" как таковое. Вторая же составляюшая данного термина более известна современному человечеству. Наиболее популярной трактовкой части logos принято считать "слово", однако, согласно другим концепциям, значение ее определяется несколько иначе - "учение".

Таким образом, можно определить, что эпистемология - этонаука о знании как таковом.

Основа учения

Несложно в данном случае понять, что данный раздел философии имеет много общего с более известной современному человечеству гносеологией. Представители классических философских школ даже настаивают на их отождествлении, однако если рассматривать данное понятие объективно, окажется, что тождество будет не совсем верным.

Прежде всего, различаются данные разделы науки позициями изучения. Интересы гносеологии направлены на определение взаимоотношений между объектом и субъектом знания, в то время как эпистемология - этодисциплина философско-методологического характера, которую в наибольшей мере интересует противопоставление и взаимодействие знания как такового и объекта.

Основная проблематика

Любая научная или околонаучная дисциплина имеет свой собственный спектр интересов. Интересующий нас не является в этом отношении исключением. Эпистемология - этонаука, направленная на изучение знания как такового. В частности, предметом ее исследования становится природа знания, механизмы его образования и соотношения с

Исследователи такого рода работают над выявлением специфики обретения, расширения и систематизации знаний. Сама жизнь данного явления становится ключевой проблемой данного раздела философии.

Хронологические рамки

Продолжая тему отождествления гносеологии и эпистемологии, следует отметить и еще одну особенность, а именно то, что последняя стала доступной человеческому сознанию значительно раньше. Вопросы эпистемологического характера возникали еще в эпоху античности, тогда как гносеологические представления формировались несколько позже. В качестве примера в данном случае можно привести платоновские идеи о референционной концепции истины, которые и послужили в свое время толчком для развития и становления интересующей нас дисциплины.

Соотношение и взаимовлияние

Эпистемология и философия (науки) достаточно тесно взаимосвязаны, просто в силу предмета интересов первой. Любая составляющая реального или идеального мира познается нами посредством осмысления, получения знания о ней. А знание, как уже говорилось ранее, является основным объектом интереса эпистемологии. Наиболее же она связана с гносеологией, что и послужило причиной их отождествления отдельными учеными.

Эпистемология и философия - науки, которые находятся в постоянном взаимодействии, дополняя и совершенствуя друг друга. Возможно, именно поэтому философия достигла к нашему времени таких высот.

Частность и общее

Как и любое другое явление, интересующая нас дисциплина не может существовать сама по себе, вне контекста других составляющих. Так эпистемология в философии - этотолько методологическая дисциплина, являющаяся лишь небольшой частью корпуса научного знания.

Становление ее было долгим и достаточно затруднительным. Зародившись еще во времена античности, эпистемология прошла сквозь жестокую схоластику Средних веков, в эпоху Возрождения она пережила очередной всплеск, постепенно развиваясь и дойдя в значительно более совершенном виде до наших дней.

Классические представления

Современные исследователи различают традиционную и неклассическую эпистемологию. Данное разграничение и противопоставление базируется прежде всего на различии подходах к изучению знания.

Классическая эпистемологиябазируется на своего рода фундаментализме, а знание, являющееся основным она разделяет на два основных типа. К первому приверженцы классического варианта данного философского раздела относят понятия и взгляды, основанные на базе других представлений, явлений объективной реальности. Знания такого рода совершенно несложно доказать или опровергнуть, обратившись к простому анализу.

Ко второму же классу знаний относятся те, достоверность, истинность которых никак не соотносится с представлениями, являющимися гносеологической базой. Они рассматриваются во взаимодействии, однако не привязываются друг к другу.

Связь с Чарльзом Дарвином

Как уже говорилось, эпистемология в философии - этоотдельная дисциплина, неразрывно связанная с остальными. В силу специфики объекта и предмета изучения границы ее расширяются до общечеловеческих, что и обуславливает заимствование не только терминологии, но и самих представлений из других наук.

Говоря о данном разделе философии, нельзя забывать отаком научном комплексе, как эволюционная эпистемология. Чаще всего данное явление принято связывать с именем Карла Р. Поппера, который одним из первых обратил внимание на соотношение знания и языка.

В своих научных трудах исследователь подошел к изучению знания и становления представлений о нем в языковой системе с точки зрения дарвиновской теории эволюции,

Эволюционная эпистемологияКарла Р. Поппера заключается, по сути, в том, что основными ее проблемами следует считать изменение, совершенствование языка и роль, которую он играет в формировании человеческого знания как такового. Другой же проблемой ученый называет определение способа, при помощи которого сознанием человечества отбираются основные языковые явления, определяющие знание о реальности.

Другая связь с биологией

Данный раздел философии непосредственно связан и с другими направлениями биологии. В частности, эпистемология генетическая, автором которой принято считать Ж. Пиаже, базируется на психологическом аспекте.

Исследователи данной школы рассматривают знание как совокупность механизмов, в основе которых лежат реакции на те или иные раздражители. По большому счету данная концепция представляет собой попытку объединить имеющиеся на данный момент и данные, полученные при экспериментальных исследованиях онтогенетического характера.

Знание и общество

Вполне естественно, что спектр интересов эпистемологии направлен не на какого-либо отдельного индивида, а на общество в целом. Знание всего человечества, передающееся из поколения в поколение, становится основным объектом исследования данной науки.

За соотношение индивидуального и коллективного знания отвечает по большей части социальная эпистемология.Основным предметом интереса в данном случае становится знание коллективное, общее. Проблемы эпистемологиитакого рода базируются на всевозможных социологических исследованиях и наблюдениях за культурными, религиозными, научными представлениями общества как такового.

Сомнение и осмысление

Современная наука, как ни крути, сделала просто огромное количество прорывов в тех или иных областях человеческой жизни. Чего стоит полет в космос! Нужно ли говорить о том, что всего несколько веков назад основным способом лечения было кровопускание, а современная диагностика позволяет определить вероятность проблемы задолго до ее непосредственного возникновения.

Все это базируется на научном знании, полученном в результате тех или иных практик, экспериментов и действий. По сути, весь техногенный прогресс, который сегодня мы можем наблюдать, основывается на представлениях о тех или иных явлениях.

Именно поэтому эпистемология (науки, связанные с нею, мы рассмотрели выше) представляет собой особую ценность. Изучение механизмов непосредственно научного знания особенно важно и интересно с точки зрения данного раздела философии, поскольку именно они (механизмы такого рода) толкают человечество вперед.

Современная эпистемологияпостоянно развивается, как и любая другая наука. Все более широким становится спектр ее интересов, все более четкими получаются сделанные выводы в результате наличия значительно большей экспериментальной базы. Все глубже и глубже становится понимание человеком знания как такового, его особенностей, норм и механизмов действия. Все больше познается человеком мир, в котором мы живем...

Эволюционная концепция Чарльза Дарвина (1809 - 1882), являясь грандиозным достижением науки, с самого начала своего возникновения не могла не оказывать влияния на философские исследования, связанные с теорией познания. В двадцатом веке начались серьезные исследования применимости эволюционного подхода к проблемам эпистемологии. Это нашло отражение в работах таких ученых, как Конрад Лоренц (1903 - 1989), Жан Пиаже (1896 - 1980), Карл Поппер (1902 - 1994), Дональд Кемпбелл и Стивен Тулмин.

Впервые основательное и систематическое применение эволюционных концепций при рассмотрении философских проблем познания было использовано Карлом Поппером - одним из известнейших философов ХХ столетия.

Поппер предлагает следующую схему эволюции теорий. После появления проблемы появляются попытки ее решить, эти попытки заключаются в том, что порождается множество пробных теорий, каждая из которых критически рассматривается, проверяется на наличие ошибок и т.д. Этап проверки является аналогом дарвиновского естественного отбора. Теории, в которых ошибки не обнаружены, считаются истинными. Естественно, что мы не можем создать идеальных теорий и, следовательно, их проверка (критика) должна продолжаться, пока теория считается истинной. В этом заключается знаменитый критический метод Поппера. Из него вытекает требование фальсифицируемости (опровержимости) теорий. Это требование приводит к тому, что об истинности теорий, в которых принципиально невозможно найти ошибки (опровергнуть), говорить бессмысленно.

Решение первоначальной проблемы не может не вызвать новые вопросы, и процесс повторяется. В сжатом виде описанный процесс решения проблем можно записать так:

P1 -> ТТ -> ЕЕ -> Р2,

где P1 - исходная проблема, ТТ - пробные теории (tentative theories), ЕЕ - устранение ошибок (error elimination), Р2 - новые проблемы.

Акцентируя внимание на важности языка, Поппер говорит о том, что главное отличие человека от любого другого животного - наличие языка. Хотя понятно, что основное отличие не в самом языке, а в возможности оторвать, абстрагировать с его помощью знание от действительности. Пользуясь языком, человек может сам критически рассматривать свои пробные теории, не обращаясь каждый раз к среде, в которой он находится, хотя последнее слово всегда остается за окружающей реальностью. Критическое рассмотрение теорий у человека заключается в создании языковой среды, помогающей произвести отбор адекватных теорий. То есть, мы в своем мышлении заменяем часть окружающего нас мира некоторой языковой моделью, на соответствие которой и проверяем наши предположения.

Говоря об истинности знания, Поппер разделяет знание на истинное и достоверное. Истинное знание находится в соответствии с объективными фактами, а достоверное знание находится в соответствии с уже имеющимся у субъекта знанием. Истинность мы определяем при взаимодействии с окружающим миром, а достоверность используем при порождении пробных теорий, например, при доказательстве математической теоремы. Как отмечает Поппер, достоверность очень опасна для критического мышления, она может навязывать человеку определенные, не обязательно объективные, представления о мире, приводить к нежеланию признавать свои ошибки. Эта позиция показывает приверженность автора к прагматическому подходу к истине, и неприемлемость им релятивизма, свойственного радикальному конструктивизму.

Так же хотелось бы отметить, что в эволюционной эпистемологии Поппера не только человек может иметь знание. Знание трактуется в намного более широком смысле, что очень наглядно демонстрируется в примере с амебой. Любая адаптация интерпретируется как знание. Это очень важная идея, она позволяет построить единую эпистемологию для всего живого.

Обратимся теперь к эволюционной интерпретации теории познания, предложенной Дональдом Кемпбеллом, автором термина "эволюционная эпистемология". Его теория базируется на следующих трех основных принципах:

1. Принцип "слепой вариации и избирательного сохранения" заключается в предположении о том, что процесс порождения новых знаний (гипотез) на самом верхнем уровне слеп, то есть не существует возможности на основе уже имеющихся знаний определить заранее, какая из потенциальных гипотез более предпочтительна. Лишь после того, как гипотезы выдвинута, она может быть проверена, а затем отброшена или сохранена.

2. Понятие "замещающего селектора". Новые знания не обязательно должны отбираться при непосредственном взаимодействии с окружающим миром, предварительный отбор может происходить на основе уже имеющихся представлений о действительности. Таким образом, результаты предыдущих пробных попыток могут в некоторой степени "замещать" отбор, производимый средой.

3. В процессе эволюции замещающие селекторы образуют все более и более глубокую вложенную иерархию. При надстройке подобной иерархии может происходить модификация (как описано в п. 1) промежуточных уровней под действием вновь возникающего знания.

Кемпбелл, как и Поппер, трактует эволюционные принципы очень широко, говоря, например, о кристаллизации как о процессе отбора определенных направлений хаотического теплового колебания молекул под воздействием соседей . Подобная точка зрения привлекательна тем, что позволяет создать стройную теорию эволюции материи на единообразных принципах, и понять, какое место занимает в ней человеческое познание.

Введение понятия замещающего селектора как инструмента познания, возникшего в процессе адаптации живых существ в мире, является важным шагом в понимании процесса получения знаний. В качестве примеров замещающих селекторов можно назвать инстинкты животных, кантовские понятия a priori, жизненный опыт конкретного человека, человеческое общество, культуру. Порожденные на том или ином уровне развития познающих систем (от простейших организмов до человеческого общества) замещающие селекторы образуют иерархию, в которой одни селекторы могут отбирать другие, и лишь после прохождения пробной теории всей пирамиды она приходит в соприкосновение с действительностью. Иерархию замещающих селекторов можно рассматривать как модель окружающего познающего субъекта мира, а коль скоро мы заговорили о моделях, то пора переходить к кибернетической интерпретации эволюционной теории познания.

одно из направлений в современной теории научного познания, которое основывается на идее идентичности биологической эволюции и познавательного процесса, а познавательный аппарат человека рассматривает как механизм адаптации, развитый в процессе биологической эволюции, описывая механизмы познания в эволюционном ключе, иначе: эволюционная эпистемология – это теория познания, которая исходит из трактовки человека как продукта биологической эволюции. Различают два значения эволюционной эпистемологии: 1) она ориентирована на объяснение развития средств (органов познания), форм и методов познания при помощи эволюционной схемы, 2) она связана с эволюционным объяснением самого содержания знания. В первом значении акцент делается на вопросы эволюции органов познания, когнитивных структур и познавательных способностей, обеспечивающих возможность адекватного отражения мира. В другом значении акцент делается на познавательный аппарат как результат биологической эволюции (в течение миллионов лет нервная система и органы восприятия живых организмов трансформировались таким образом, чтобы обеспечить максимально адекватное отражение реальности; в противном случае существование и развитие человека было бы невозможно). Первый вариант трактовки эволюционной теории называют «эволюционная теория познания». Во втором случае эволюционная эпистемология определяется как «эволюционная теория науки». Она и является в собственном смысле слова концепцией философии науки.

Отличное определение

Неполное определение ↓

эволюционная эпистемология

ЭВОЛЮЦИОННАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ - направление в эпистемологии 20 в., которое своим возникновением обязано, прежде всего, дарвинизму и последующим успехам эволюционной биологии и генетики человека. Главный тезис Э. э. (или, как ее обычно называют в германоязычных странах, эволюционной теории познания) сводится к допущению, что люди, как и др. живые существа, являются продуктом живой природы, результатом эволюционных процессов, и в силу этого их когнитивные и ментальные способности и даже познание и знание (включая его наиболее утонченные аспекты) направляются, в конечном итоге, механизмами органической эволюции. Э. э. исходит из предположения, что биологическая эволюция человека не завершилась появлением подвида Homo sapiens sapiens: она не только создала биофизиологические предпосылки для возникновения сугубо человеческой духовной культуры, но и оказалась непременным условием ее удивительно быстрого прогресса за последние 10 тысяч лет. Истоки основных идей Э. э. можно обнаружить в трудах классического дарвинизма, прежде всего в поздних работах самого Ч. Дарвина «Происхождение человека» (1871) и «Выражение эмоций у людей и животных» (1872), где возникновение когнитивных способностей людей, их самосознания, языка, морали и т.д. связывалось, в конечном итоге, с механизмами естественного отбора, с процессами выживания и воспроизводства. Но только после создания в 1920-30-х синтетической теории эволюции, подтвердившей универсальное значение принципов естественного отбора, открылась возможность применения хромосомной теории наследственности и популяционной генетики к исследованию эпистемологических проблем. Начало этому процессу положила опубликованная в 1941 статья австр. этолога К. Лоренца (лауреата Нобелевской премии 1973 по физиологии и медицине) «Кантовская концепция a priori в свете современной биологии», где приводился ряд убедительных аргументов в пользу существования у животных и людей врожденного знания, материальным базисом которого выступает организация центральной нервной системы. Это врожденной знание не есть нечто безотносительное к реальности, а является фенотипическим признаком, подверженным действию механизмов естественного отбора. Лоренц выдвинул предположение, что человек обязан своими высокоразвитыми познавательными способностями эволюции, которая, по сути, представляет собой процесс познания, т.к. адаптация предполагает усвоение некоторой меры информации о внешней реальности. Все, что мы знаем о материальном мире, в котором живем, производно от наших филогенетически эволюционирующих механизмов усвоения информации. Органы чувств и центральная нервная система позволяют организмам получать нужную информацию об окружающем мире и использовать ее для выживания. Поэтому поведение людей и животных в той степени, в какой они адаптированы к своей среде, есть образ этой среды. «Очки» наших способов восприятия и мышления - категории каузальности, субстанции, качества, пространства и времени - суть функции нейросенсорной организации, сформировавшейся в интересах выживания. У нас развились органы восприятия лишь тех аспектов реальности, считаться с которыми было императивом выживания нашего рода. С 1970-х эти эпистемологические идеи Лоренца получили развитие в работах представителей австро-герм. школы исследования эволюции познания (Р. Ридль, Э. Ойзер, Г. Фоллмер, Ф. Клике, Ф. Вукетич, Э. Энгельс и др.). Сам термин «Э. э.» впервые появился лишь в 1974 в статье амер. психолога и философа Д. Кэмпбелла, посвященной философии К. Поппера. Кэмпбелл считал, что Э. э. должна принимать во внимание статус человека как продукта биологической и социальной эволюции и быть совместимой с этим статусом. В силу этого принципы естественного отбора в качестве модели роста знания должны быть распространены на различные виды познавательной деятельности - на такие, напр., как обучение, мышление, научное познание. Все они, в конечном счете, ведут к более релевантному поведению и увеличивают приспособленность живых организмов к окружающей среде. К 1980-м в Э. э. сформировались две существенно различные исследовательские программы. Первая ориентирована на исследование такой эволюции когнитивных систем и когнитивных способностей животных и людей, которая базируется на биологических механизмах естественного отбора. Эта программа (часто ее называют биоэпистемологией) распространяет биологическую теорию эволюции на физические субстраты когнитивной активности организмов (включая людей) и стремится изучать познание как биологическую адаптацию, которая обеспечивает увеличение приспособленности (Лоренц, Кэмпбелл, Ридль, Фоллмер и др.). Вторая программа стремится разработать универсальную «метафизическую» теорию эволюции, которая охватывала бы органическую эволюцию, развитие индивидуального научения, эволюцию идей, научных теорий и даже духовной культуры вообще в качестве специальных случаев. Эта программа использует принципы естественного отбора дарвиновской теории эволюции, главным образом, в качестве источника метафор и общих аналогий для реконструкции роста знания как основного продукта универсального эволюционного процесса (Поппер, С. Тулмин, Д. Халл и др.). Многие представители этого направления связывают специфически человеческую способность познавать и производить научное знание с эволюцией языка и его дескриптивной функцией. Они также полагают, что научное знание эволюционирует путем решения проблем и устранения ошибок в направлении создания все более совершенных научных теорий, которые становятся все более приспособленными, более приближенными к истине. Различия между этими программами и соответствующими направлениями развития Э. э. относительны, т.к. их представители, по меньшей мере, разделяют убеждение, что эволюционный подход (хотя и по-разному понимаемый) может быть успешно распространен на эпистемологическую проблематику, на познавательную деятельность людей и их когнитивные способности. Определенное сходство и расхождения в позициях двух программ классической Э. э. были выявлены в состоявшейся в 1983 г. так называемой «Альтенбергской беседе» Лоренца и Поппера. Камнем преткновения для первой программы Э. э. оставался барьер между «душой» и «телом», между субъективным человеческим опытом и протекающими в теле объективными физиологическими событиями. Согласно Лоренцу, этот барьер возник в результате «творческой вспышки» (fulguratio), породившей разум людей, их понятийное мышление и язык, сделавших возможным наследование приобретенных навыков и качеств. Лоренц допускал, что наши психические состояния, все, что получает свое отражение в нашем субъективном опыте, внутренне связано и даже идентично физиологическим процессам, доступным объективному анализу. Но автономию личностного опыта и его законы в принципе нельзя объяснить на основе физических или химических законов, равно как и на языке сколь угодно сложных нейрофизиологических структур. Поэтому, полагал Лоренц, есть веские основания для агностицизма в отношении когнитивных потенций нашего разума (но не чувств). Существует неустранимая пропасть между физическим и духовным, между объективно-физиологической реальностью и субъективным опытом, и эта пропасть «обусловлена не пробелом в наших знаниях, а сущностной неспособностью людей вообще когда-либо познать, неспособностью, априори обусловленной структурой нашего когнитивного аппарата». Эволюционное возникновение человека он рассматривал как «второй великий водораздел», вызванный «творческой вспышкой», которая создала «новый когнитивный аппарат», специально приспособленный для извлечения и переработки сугубо культурной информации. Этот аппарат, с его точки зрения, появился в результате наследования приобретенных признаков, а его функции «параллельны функциям генома, где процессы усвоения и сохранения информации осуществляются двумя разнородными механизмами, взаимно находящимися в отношениях антагонизма и равновесия». Поскольку культурная информация не может быть закодирована в геноме, а человеческий мозг не является органом, обрабатывающим когнитивную и культурную информацию с участием генов, то получалось, что «новый когнитивный аппарат» человечества вообще не подлежит биологической эволюции. Вторая программа классической Э. э. столкнулась с проблемами др. рода, связанными, в первую очередь, с «метафизической» экстраполяцией принципов естественного отбора. Оказалось, напр., что все растения и животные приобретают знания единым универсальным способом - с помощью метода проб и ошибок (которые, правда, устраняются по-разному), а преимущество человеческого разума коренится исключительно в дескриптивной функции языка. Весьма упрощенные эволюционистские схемы довольно быстро обнаружили свою несостоятельность как для объяснения эволюции духовной культуры и многообразных процессов роста научного знания, так и для объяснения органической эволюции. Исследования по методологии и истории науки убедительно показали, что эволюция научного знания не сводится лишь к элиминации ошибочных вариантов концептуальных систем, к выдвижению и фальсификации гипотез и научных теорий. Эволюционные процессы в органической природе также весьма разнообразны; они, в частности, включают адаптивно ценные изменения нейронных структур мозга, изменения в когнитивных программах и метапрограммах и т.д., их нельзя редуцировать только к дарвиновскому отбору. В последние десятилетия современная Э. э. по многим позициям сближается с компьютерной эпистемологией и когнитивной психологией. Она превращается в область междисциплинарных исследований, где все большее применение находят не только новейшие представления о биологической эволюции (в том числе и о нейроэволюции как эволюции нейронных систем мозга), но и модели переработки информации, доказавшие свою эффективность в когнитивной науке, в новых дисциплинах, возникших на стыке биологии и когнитивной науки; напр., в компьютерной нейробиологии и вычислительной молекулярной биологии, в эволюционной кибернетике, нейроинформатике и т.д. И.П. Меркулов Лит.: Лоренц К. Кантовская концепция a priori в свете современной биологии // Эволюция. Язык. Познание. М., 2000; Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М., 1998; Кэмпбелл Д. Т. Эволюционная эпистемология // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики. М., 2000; Поппер К. Эволюционная эпистемология // Там же; Фоллмер Г. Эволюционная теория познания. М., 1998; Concepts and Approaches in Evolutionary Epistemology. Dordrecht, 1984.

Эволюционная эпистемология (ЭЭ, англ. Evolutionary Epistemology) – направление в современной эпистемологии, которое своим возникновением обязано прежде всего дарвинизму и последующим успехам эволюционной биологии, генетики человека, когнитивной психологии, теории информации и компьютерной науки. То есть в основе ЭЭ лежит эволюционная теория и познание рассматривается как продукт биологической эволюции.

Хотя, на самом деле, в рамках ЭЭ существует два основных подхода:
1. Использование биологической теории для объяснения познания на основе идеи взаимосвязи биологической, когнитивной и культурной эволюции.
2. Использование биологической теории для описания познания с помощью метафор и аналогий из эволюционной теории.

В 1980-хх годах сформировались 2 соответствующие исследовательские программы. Но при этом представители всех направлений в эволюционной эпистемологии разделяют убеждение, что эволюционный подход может быть распространен на теоретико-познавательную проблематику, на познавательные действия людей.
1 программа – это скорее биологическая теория когнитивных процессов (Карл Лоренц, Дональд Кэмпбелл и др.) и различные концепции когнитивной эволюции живых организмов (включая человека).
2 программа – это те методологии и метатеории , которые реконструируют развитие научных теорий, идей, рост научно-теоретического знания, привлекая для этих целей эволюционные модели (Карл Поппер, Стивен Тулмин и др.).
Пример: концепция Карла Поппера, согласно которой научный прогресс – это движение по направлению ко все лучшим теориям, а фальсификация – это естественный отбор среди теорий как среди организмов. Ученые сознательно подвергают жесткой критике свои теории и при необходимости отбраковывают. Наука – процесс проб и ошибок. Книга «Объективное знание: эволюционный подход». (читать)
Другой пример: концепция Стивена Тулмина, британского философа (1922-2009). В 1972 году публикует свою работу «Человеческое понимание», в которой он исследует причины и процессы изменений, связанных с развитием науки. Он сравнивает процесс развития науки и модель эволюционного развития и проводит аналогию. Тулмин утверждает, что развитие науки – это процесс инновации и отбора. Инновация означает появление множества вариантов теорий, а отбор – выживание наиболее стабильных из этих теорий.
Инновация возникает, когда профессионалы в отдельной области начинают воспринимать привычные вещи по-новому, не так как воспринимали их раньше; отбор подвергает инновационные теории процессу обсуждения и исследования. Самые сильные теории, прошедшие обсуждения и исследования, заменят традиционные теории, либо в традиционные теории будут внесены дополнения.

Возвращаясь к 1му подходу, где имеет место взаимосвязь биологической, когнитивной и культурной эволюции, следует сказать следующее.
Люди, как и другие живые существа, являются продуктом живой природы, результатом эволюционных процессов, и в силу этого их когнитивные и ментальные способности, познание и знание (включая даже его утонченные аспекты) направляются механизмами эволюции. ЭЭ исходит из предположения, что биологическая эволюция человека не завершилась формированием Homo sapiens – она не только создала когнитивную основу для возникновения человеческой культуры, но и, по-видимому, оказалась непременным условием ее удивительно быстрого прогресса за последние 10 тыс. лет.
Биологическая эволюция – это предпосылка познания, культуры и социального поведения. ЭЭ изучает происхождение, эволюции и нынешние механизмы всех когнитивных способностей биологических организмов в рамках эволюционной теории. В данном случае под познанием понимается то, что сейчас принято называть когницией. Это познавательный процесс или совокупность психических процессов – восприятия, категоризации, мышления, речи и пр., которые служа обработке и переработке информации. Включает осознание и оценку самого себя в окружающем мире и построение особой картины мира – все, что составляет основу для поведения человека. Когниция – все процессы, в ходе которых сенсорные данные, поступая в мозг, преобразуются в виде ментальных репрезентаций (образы, фреймы, сценарии и т.п.), которые при необходимости удерживаются в памяти человека.
Фрейм – это способ организации представлений, которые хранятся в нашей памяти. Он родственен таким понятиям, как когнитивная модель, схема, ассоциативные связи. Фреймы организуют наше понимание мира в целом и наше обыденное поведение. Это структура данных для представления стереотипной ситуации. Ему близко понятие сценарий. Сюда относятся психологические установки. Фрейм родственен и понятию шаблона.
Под когницией понимаются все когнитивные способности, и не только человека, но всех биологических организмов, начиная от эхолокации у летучих мышей до символического мышления у людей. Одно из направлений ЭЭ – изучение познания в рамках эволюции когнитивной системы живых организмов, эволюции их способностей извлекать, обрабатывать и хранить когнитивную информацию.
Также ЭЭ изучает то, как эволюционные модели могут использоваться для объяснения продуктов познавательных способностей, типа науки, культуры, языка. То есть в рамках эволюционного подхода понимается не только визуальное восприятие, но и то, что раньше считалось гуманитарной областью. Некоторые ЭЭ концепции рассматриваю биологическую эволюцию как когнитивный процесс.

История вопроса
Считается, что понятие «эволюционная эпистемология впервые используется американским психологом Дональдом Кэмпбеллом в статье 1974 года о философии Поппера. «Evolutionary Epistemology». Суть: познание ведет к более релевантному поведению и увеличивает приспособленнось живого организма к окружающей среде, в том числе социокультурной. Сам Кэмпбелл отказывался называться отцом-основателем ЭЭ.
Создатель термина «эволюционная эпистемология, Дональд Кэмпбелл
Дональд Кэмпбелл основывает свою концепцию ЭЭ на нескольких предпосылках:
1) Гипотетический реализм: существование внешнего мира с его объектами и процессами – это гипотеза.
2) Нет различий между человеком и животными. Люди – те же животные.
3) ЕЕ исследует проблему того, как организмы развились до возможности познавать, проблему взаимодействия между познавательными возможностями организма и средой.
4) Наше знание вовсе не совершенно, оно дает подверженные ошибкам конструкции мира, которые полностью не соответствуют миру как он есть сам по себе.
Познание мира путем проб и ошибок наших предков способно частично заменить наше собственное познание мира. Мы также научаемся не только сами обследуя мир, но и наблюдая за другими, имитируя их поведение. Наука – часть культурной эволюции.

Истоки основных идей эволюционной эпистемологии в трудах классического дарвинизма, и прежде всего в поздних работах самого Ч.Дарвина «Происхождение человека» (1871) и «Выражение эмоций у людей и животных» (1872), где возникновение когнитивных способностей людей, их самосознания, языка, морали и т.д. связывалось в конечном счете с механизмами естественного отбора, с процессами выживания и воспроизводства.
В 70-е гг. 20 века Карл Поппер назовет эволюционную теорию Дарвина одной из важнейших метафизических исследовательских программ нашего времени, имеющую не только биологическое, но и мировоззренческое и философское значение. Но в фокусе интересов самого Дарвина, по большей части, находились проблемы биологической эволюции, хотя он также исследует самые разные области такой эволюции. Вопросами приложения идей эволюционизма к эволюции научного знания, сам Дарвин, насколько позволяют судить его опубликованные труды, не занимался.

Судя по неопубликованным дневникам Дарвина, он заложил основу своей теории естественного отбора еще к 1838 г., но лишь в дальнейшем попытался приложить ее к эволюции эмоций, когнитивных способностей и языка человека. В его работе «Происхождение человека и половой отбор» 1871) есть глава, которая так и называется – «Язык». «Язык». Здесь Дарвин предлагает сценарий эволюции языка, распадающийся на три последовательные стадии.
Дарвин отмечает, что «язык справедливо рассматривается как одно из главных отличий человека от нижестоящих животных», но сигналы животных (крики тревоги капуцинов, собачий лай) определенным образом схожи со способами передачи информации у людей. Это не «членораздельный язык», который, по его мнению, «присущ только человеку», но все же через эти сигналы иногда животные транслируют себе подобным информацию о своем эмоциональном состоянии, а порой - и некоторые понятия.
Но не только «искусство артикуляции отличает человека от остальных животных: всем известно, что и попугай может говорить; но потрясающая способность связывать те или иные звуки с определенными идеями, и это очевидным образом зависит от развития ментальных способностей». Так, языковые способности коренятся в мозге, а не в строении вокального тракта. В конечном итоге Дарвин приходит к выводу, что «язык - это не настоящий инстинкт, так как любой язык может быть выучен. Однако искусство пользоваться языком отлично от всех прочих, поскольку человек наделен инстинктивной предрасположенностью к речи, в чем мы все могли убедиться, слушая лепет наших маленьких детей».
Дарвин предложил предложил трехстадийный сценарий для эволюции языка.
1. Решающим первым шагом в эволюции вербального поведения было повышение общего уровня рассудочности (intelligence), вызванное увеличением мозга в линии гоминид (эмпирические данные на этот счет были недоступны). Дарвин отвергает возможность жестового происхождения языка. Он считает, что первая коммуникативная система была основана на музыке. Здесь прогресс обеспечивался естественным отбором (по аналогии с песенным поведением птиц, где важную роль играет научение). К возрастанию когнитивных способностей могли привести как социальные, так и технологические факторы.
2. Те же самые факторы - повышение интеллекта и естественный отбор - стали движущей силой на промежуточной стадии между музыкальным протоязыком и истинным языком, основанном на сигналах, обладающих значением. На этом этапе происходило становление способности к вокальной имитации. Она, по Дарвину, широко использовалась «в продуцировании истинно музыкальных ритмов в песнях», как это наблюдается у «гиббонов в нынешнее время».
Дарвин предположил, что этот музыкальный протоязык мог использоваться во время ухаживания за половым партнером, в территориальном поведении (как «вызов сопернику») и в качестве выражения эмоций, таких как любовь, ревность, триумф. Способность к вокальной имитации развилась аналогичным образом у людей и птиц.
3. Но как эмоционально выразительный музыкальный протоязык, который произошел из вокальной имитации на основе полового отбора, мог трансформироваться в истинный язык? Артикулированный язык «происходит от имитации и модифицируется посредством знаков и жестов, заимствования из окружающей среды различных природных звуков (в частности, голосов животных) и человеческих инстинктивных криков самих людей». То есть на третьей стадии появились сигналы-слов, благодаря тому, что пралюди использовали экспрессивную вокальную имитацию, а также образовывали слова путем звукоподражания. Но, правда, в гипотезе Дарвина не нашлось места проблеме синтаксиса.
Подробнее о том, как идеи Дарвина о происхождении языка развиваются современными исследователями, а также о других гипотезах эволюции языка можно почитать в книге Уильяма Фитча «Эволюция языка».

Считается, что первым человеком, который в явном и развернутом виде выразил масштаб дарвиновских идей, был, видимо, Герберт Спенсер (1820-1903). В его эпохальном труде «Система синтетической философии» (1862-1896) идеи эволюционизма положены в основу его теории эволюции Вселенной и созданной им философской концепции.
Кроме Спенсера, был еще ряд философов, которые на рубеже 19-20 вв. развивали идеи такого рода: Георг Зиммель (1858-1918), в частности в статье «Отношение учения об отборе к теории познания», а также Джемс Болдуин (1861-1934), опубликовавший в первом десятилетии 20 века три тома по генетической эпистемологии.

Исходные принципы эволюционной эпистемологии были сформулированы Карлом Лоренцем в статье «Кантовская доктрина a priori в свете современной биологии» (1941 г.). Кант предложил идею о том, что есть априорные формы чувственного восприятия (априорные – существующие до опыта, врожденные), это время и пространство. Они упорядочивают, организуют поток ощущений, и благодаря им, мы получаем явление как организованное целое, предмет как целое. В нас есть что-то, что дает явление в пространстве и времени.
Лоренц выдвинул аргументы в пользу существования у животных и человека врожденных структур, материальный базис которых – организация центральной нервной системы. Это априорные формы мышления и интуиции, они заданы как возможности в центральной нервной системе, которая стала именно такой в ходе адаптации. Эти структуры подвержены механизмам естественного отбора.
В отличие от Канта, Лоренц считал, что мы способны познать вещь-в-себе. Центральная нервная система не предписывает законы природы, она задает их не более, чем «копыто лошади предписывает форму земли». Но копыто лошади адаптировано к земле степи, так и наш центральный нервный аппарат адаптирован к реальному миру, в котором человек успешно функционирует. Через адаптацию наши представления о мире как раз и соответствуют миру как он есть сам по себе. Это не полное соответствие, а частичный изоморфизм.
Лоренц и другие сторонники эволюционной эпистемологии исходят из того, что развитие знания представляет собой непосредственное продолжение эволюционного развития объектов живого мира, и динамики этих двух процессов идентичны. Согласно Лоренцу, сама жизнь есть познавательный процесс. Более того - и это один из центральных тезисов Лоренца - в структурных признаках живых организмов, например, в структуре глаза, архитектонике костей животных, в форме крыльев птиц и т. д., закодирована природа мира, в котором обитают эти организмы.

Сторонники эволюционной эпистемологии пытаются объяснить, как происходит превращение неорганических систем, которые суть просто хранилища информации, в субъекты познания, производящих знания. В результате была построена эволюционная шкала, на нижнем уровне которой находятся инстинктивные реакции, а на верхнем - человеческие существа, которые могут подавлять инстинктивные побуждения и регулировать свое поведение в соответствии с социальными нормами.
По мнению Лоренца, существование такой шкалы свидетельствует о наличии врожденных когнитивных структур, которые определяют направление познания, но сами остаются не зависимы от содержания познания и оказываются доопытными, но только для индивида, не для вида.
Эволюционная эпистемология Лоренца – концепция, в которой признается принцип фаллибилизма, то есть неистинности, принципиальной погрешимости знания. Это прежде всего относится к научному знанию, выходящему за пределы повседневного опыта. У Лоренца при этом речь идет о видовом или «филогенетическом» фаллибилизме.
Лоренц в рамках своей концепции эволюционной эпистемологии анализировал только ту реальность, которая доступна повседневному опыту. Поэтому выделенные им когнитивные структуры, оказываясь в среде другого рода, теряли свою надежность.

Жан Пиаже, швейцарский психолог и философ, по всей видимости, не использовал в своих работах понятия «эволюционная эпистемология», но он опубликовал работы по генетической эпистемологии, проблематика которых тесно переплетается с идеями эпистемологии эволюционной.
Генетическая эпистемология Пиаже в отличие от эволюционной эпистемологии Лоренца изучает не когногенез, а психогенез, то есть когнитивный онтогенез индивида.
Помогая обрабатывать результаты IQ теста, Пиаже заметил, что маленькие дети постоянно дают неправильные ответы на некоторые вопросы. Однако он фокусировался не столько на неправильных ответах, сколько на том, что дети совершают одинаковые ошибки, которые не свойственны более старшим людям. Это наблюдение привело Пиаже к теории, что мысли и когнитивные процессы, свойственные детям, существенно отличаются от таковых, свойственных взрослым. В дальнейшем, он создал общую теорию стадий развития, утверждающую, что люди, находящиеся в одной стадии своего развития, проявляют схожие общие формы познавательных способностей.
В начальный период своей деятельности Пиаже описал особенности представлений детей о мире: неразделённость мира и собственного Я, анимизм (вера в существование души и духов и в одушевлённость всей природы). Он использовал понятие эгоцентризма, под которым понимал определённую позицию по отношению к окружающему миру, преодолеваемую за счёт процесса социализации и влияющую на конструкции детской логики: синкретизм (связывание всего со всем), невосприятие противоречий, игнорирование общего при анализе частного, непонимание относительности некоторых понятий.
Развитие интеллекта происходит за счет адаптации субъекта к изменяющейся среде. Пиаже ввел понятие равновесия как основную жизненную цель индивида. Источником познания служит активность субъекта, направленная на восстановление гомеостаза. Равновесие между воздействием организма на среду и обратным воздействием среды - обеспечивается адаптацией. С одной стороны, действие субъекта влияет на окружающие его объекты, а с другой - среда влияет на субъект обратным действием.

Следующий важный шаг в развитии идей эволюционной эпистемологии был сделан Карлом Поппером. Сам Поппер высказался однажды по этому поводу так: «Я всегда проявлял особенный интерес к теории эволюции и готов охотно принять эволюцию как факт» (Поппер Карл Р. Дарвинизм как метафизическая исследовательская программа // Вопросы философии, 1995, №12, с. 39). При этом на разных этапах его философского и научного развития эти идеи играли различную роль. Так, в работах Поппера 30-50-х и самого начала 60-х гг. они выступали главным образом как фон развиваемых им логико-философских теорий, в то время как в 60-90-е гг. они получили глубокую разработку и стали играть центральную роль в попперовском мировоззрении.
Поппер получил известность в философских кругах в 30-е гг. как оригинальный философ и логик, разработавший концепцию логики научного исследования. Основное содержание этой концепции было выражено в его двух книгах: «Логика научного исследования» (немецкое оригинальное издание 1934, английский перевод 1959) и «Предположения и опровержения» (1963).
В книге «Objective Knowledge» («Объективное знание»), опубликованной в 1972 г., Поппер впервые использует термин «эволюционная эпистемология» и при этом пишет: «Насколько я знаю, этот термин был предложен моим другом Дональдом Т. Кэмпбеллом». При этом сам труд Кэмпбелла еще не был опубликован.
Для того, чтобы понять основы, контекст и проблематику эволюционной эпистемологии Поппера, необходимо хотя бы кратко остановиться на его логике научного исследования. Логическая концепция Поппера решительно противостоит модному и широко исповедуемому в то время неопозитивизму, или логическому позитивизму, также «по поводу всей концепции науки и, следовательно, всей концепции человеческого знания». Логические позитивисты – сторонники статической, структурной, или механистической, концепции науки, основная задача которой состоит в исследовании логической структуры науки (логический анализ языка). Поппер же и его ученики и последователи считают, что описание динамики, исследование роста науки - это значительно более перспективный путь к пониманию науки, и поэтому они стремятся построить эволюционную, или динамическую, концепцию науки.
В неопозитивистской концепции, которая рассматривает науку как систему высказываний, удовлетворяющую определенным логическим критериям типа осмысленности или верифицируемости, нет ни места, ни средств для анализа эволюции и развития науки.
В концепции Поппера акцент сделан на исследовании процессов развития и изменения теорий. Он подробно исследовал процесс смены теорий в науке (или эволюцию науки) и утверждал, что этот процесс подобен процессу избирательной биологической элиминации.
Поппер, в частности, писал: «Рост знания - и процесс обучения - не является повторяющимся или кумулятивным процессом, он есть процесс устранения ошибок. Это есть дарвиновский отбор…» (Поппер К. Логика и рост научного знания. М.: Прогресс, 1983).
Систематическое изложение предложенной Поппером концепции эволюционной эпистемологии содержится в трех его работах: «Об облаках и часах. Подход к проблеме рациональности и человеческой свободы», «Эволюционная эпистемология», «К эволюционной теории познания».
Свою эволюционную теорию Поппер излагает в форме тезисов, которые можно суммировать следующим образом.
Все организмы постоянно решают проблемы.
Проблемы всегда решаются методом проб и ошибок.
Устранение ошибок может осуществляться либо путем полного устранения неудачных форм, либо в виде эволюции механизмов управлений, осуществляющих модификацию или подавление неудачных органов, форм поведения или гипотез.
Отдельный организм, так сказать, телескопически вбирает в свое тело тот механизм управления, который выработался в процессе эволюции его филума.
Отдельный организм сам является пробным решением, опробуемым в новых экологических нишах, выбирающим окружающую среду и преобразующим ее.
Специфически человеческая способность познавать, как и способность производить научное знание, являются результатами естественного отбора. Обе эти человеческие функции тесно связаны с созданием и эволюцией человеческого языка.
Эволюция научного знания представляет собой в основном эволюцию в направлении построения лучших и лучших теорий. Теории становятся лучше приспособленными благодаря естественному отбору. Они дают нам все лучшую и лучшую информацию о действительности. Все организмы - решатели проблем: проблемы рождаются вместе с возникновением жизни.
Чувственных данных не существует.
Наши восприятия могут нас обманывать.
Мы, организмы, чрезвычайно активны в приобретении знания - может быть даже более активны, чем в приобретении пищи. Информация не вливается в нас из окружающей среды. Это мы исследуем окружающую среду и активно высасываем из нее информацию, как и пищу. А люди не только активны, но иногда и критичны.
Можно сказать, утверждает Поппер, что от амебы до Эйнштейна всего лишь один шаг. Оба действуют методом предположительных проб и устранения ошибок. В чем же разница между ними? Главная разница между амебой и Эйнштейном не в способности производить пробные теории, а в способе устранения ошибок. Амеба не осознает процесса устранения ошибок. Основные ошибки амебы устраняются путем устранения амебы: это и есть естественный отбор. В противоположность амебе Эйнштейн осознает необходимость устранения ошибок: он критикует свои теории, подвергая их суровой проверке.
Большая часть знаний, как у людей, так и у животных, являются гипотетическими или предположительными.
Невзирая на их недостоверность, на их гипотетический характер, большая часть наших знаний оказывается объективно истинной - они соответствуют объективным фактам. В противном случае мы вряд ли бы выжили как вид.
Знание - конечно, речь идет о примитивном, исходном знании - так же старо, как жизнь. Оно возникло вместе с возникновением доклеточной жизни свыше трех миллиардов восьмисот миллионов лет назад.
Можно сказать, что происхождение и эволюция знания совпадают с происхождением и эволюцией жизни и тесно связаны с происхождением и эволюцией нашей планеты Земля. Эволюционная теория связывает знание - а с ним и нас самих - с космосом.
В принципе, мы можем сказать, что эволюционная эпистемология Карла Поппера вбирает в себя два подхода ЭЭ (1 — метафорическое уподобление развития науки эволюционному процессу вообще, 2 – рассмотрение научного познания в контексте эволюции познания в целом). Дональд Кэмпбелл в статье «Эволюционная эпистемология», высоко оценивая попперовский вариант эволюционной эпистемологии, высказал предположение о том, что процесс построения новой теории следует трактовать не как случайный, а как слепой поиск.
Поппер ответил на это так: «Один из пунктов теории Кэмпбелла кажется мне заслуживающим особого упоминания. … Я имею в виду то, что он называет «слепотой» наших проб в рамках метода проб и ошибок. … Это означает, что в начале исследования мы можем быть более слепыми, чем окажемся через достаточно короткое время, хотя даже и через короткое время мы все еще можем быть слепы…». «Понятие «слепоты» проб при использовании метода проб и ошибок представляется мне важным шагом вперед по сравнению с ошибочной идеей случайных проб…» (Поппер Карл Р. Кэмпбелл об эволюционной теории познания).

Николас Решер (род. 1928), американский логик, философ-аналитик, в своей книге «Peirce’s Philosophy of Science» считает, что модель научного исследования, предложенная Поппером, основана на сочетании трех основных утверждений:
1. По каждому конкретному научному вопросу в принципе возможно бесконечное число гипотез.
2. Наука развивается путем исключения гипотез методом проб и ошибок.
3. Этот процесс исключения индуктивно слеп: человек не обладает индуктивной способностью отличать хорошие гипотезы от плохих - отличать многообещающие гипотезы от малообещающих, внутренне более правдоподобные от внутренне менее правдоподобных - и нет никаких причин считать, что предлагаемые или рассматриваемые гипотезы в чем-то превосходят остальные. На каждом этапе мы вынуждены слепо, на ощупь выбирать среди возможных вариантов.
По мнению Решера, тут возникают нежелательные последствия. Как только мы соединим вместе эти предпосылки, мы уничтожим всякую надежду понять успехи познавательных усилий человека. Все достижения человеческой науки, ее исторически доказанная способность успешно выполнять свою работу и получать если и не истинные, то в каком-то смысле близкие к истине результаты, становятся совершенно необъяснимыми. Наука превращается в случайность поистине чудесного масштаба, столь же маловероятную, как если бы некто случайно угадал номер телефона знакомого одного из своих друзей.
Поэтому, считает Решер, модель роста научного знания по Попперу - путем опровержения научных гипотез методом случайных проб и ошибок - в корне ущербна; она, бесспорно, не в состоянии объяснить существование, не говоря уже о темпах, научного прогресса.
На самом деле, все еще сложнее. Поппер вырабатывает метафизическую исследовательскую программау лежащую в основе всех его других концепций, включая эволюционную эпистемологию. Это теория предрасположенностей (на английском языке он их называет «propensities»).

Интерпретация вероятности как предрасположенности.
В основе его мировоззрения лежит фундаментальный индетерминизм: он противник всех вариантов детерминизма. По Попперу, «в нелабораторном мире, за исключением нашей планетной системы, нельзя найти никаких строго детерминистских законов».
Поппер «убедился в необходимости считать вероятности «физически реальными», а выделенные им предрасположенности он интерпретировал как «предрасположенности к реализации сингулярного события». «Предрасположенности - не просто возможности, а физические реальности. Они так же реальны, как силы или силовые поля. И наоборот: силы - это предрасположенности, а именно - предрасположенности приводить тела в движение. Силы - это предрасположенности ускорять, а силовые поля - это предрасположенности, распределенные по некоторой области пространства и, возможно, непрерывно меняющиеся в этой области (подобно тому, как меняются расстояния от некоторого заданного источника). Силовые поля - это поля предрасположенностей. Они реальны, они существуют» (Поппер К. Мир предрасположенностей: два новых взгляда на причинность).
В работе «Мир предрасположенностей: два новых взгляда на причинность» Поппер особо подчеркнул, что «предрасположенности следует рассматривать не как свойства, внутренне присущие объекту … а как свойства, внутренне присущие ситуации (частью которой, безусловно, является объект)» (Поппер К. Мир предрасположенностей: два новых взгляда на причинность).
Поппер формулирует следующие выводы: «мы не знаем будущего, будущее объективно не зафиксировано. Будущее открыто: объективно открыто. Только прошлое зафиксировано; оно было актуализовано и тем самым ушло. Настоящее можно описать как продолжающийся процесс актуализации предрасположенностей или, выражаясь более метафорически, замораживания или кристаллизации предрасположенностей». «Наш мир предрасположенностей по природе своей творческий. Эти тенденции и предрасположенности привели к возникновению жизни. И они привели к великому развертыванию жизни, к эволюции жизни. А эволюция жизни привела к лучшим условиям жизни на Земле и тем самым к новым возможностям и предрасположенностям и к новым формам жизни, сильно отличающимся как от старых форм, так и друг от друга».
«… эволюция жизни характеризовалась почти бесконечным разнообразием возможностей, однако это были в основном взаимоисключающие возможности; соответственно, большая часть шагов эволюции жизни была связана с взаимоисключающим выбором, уничтожавшим многие возможности. В результате смогли реализоваться лишь сравнительно немногие предрасположенности» (Поппер К. Мир предрасположенностей: два новых взгляда на причинность).
В метафизике Поппера утверждается, что «обосновать моральную свободу, не доказав космологическую возможность свободы и творчества, невозможно». Свобода воли возможна, «если исходить из тезисов: об открытости Вселенной к появлению новых качеств, то есть эмерджентизма, и принять эволюционизм за универсальный принцип бытия; о каузальности как частном случае предрасположенностей - объективно существующих сил Вселенной, включающих в себя случайности».
Поппер решает и другую кардинальную проблему эпистемологии - проблему объективности научного познания. В противовес глубоко ошибочному, с его точки зрения, методологическому подходу натурализма, утверждающему, что естественно-научное познание, основывающееся на наблюдениях, измерениях, экспериментах и индуктивных обобщениях, объективно, в то время как социальные науки ценностно-ориентированы и поэтому необъективны, Поппер убедительно показывает, что «совершенно неверно считать, что объективность науки зависит от объективности ученого. И совершенно неверно считать, что позиция представителя естественных наук более объективна, чем представителя общественных наук. Представитель естественных наук так же пристрастен, как и любой другой человек», иначе говоря, он так же не свободен от ценностей, как и представитель социальных наук (Поппер Карл Р. Логика социальных наук).
Объяснения, которые предлагает исследователь, должны быть объективными, то есть проверяемыми и доступными разумной критике. Такое понимание объективности есть непосредственное следствие общей попперовской концепции объективности знания.
Некоторые концепции ЭЭ, в том числе, подход Поппера, рассмотрены в книге «Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики» (М.: Эдиториал УРСС, 2000).

Еще одна концепция ЭЭ – немецкого философа Герхарда Фоллмера, в книге «Эволюционная теория познания».

Интересный подход в эволюционной эпистемологии развивает российский философ И. П. Меркулов и его коллеги.

Свою модель культурной эволюции предлагает Ричард Докинз – в виде концепция мемов. Мем (или мим) — это идея, образ или любой другой объект нематериального мира, который передаётся от человека к человеку вербально, невербально, через интернет или как угодно ещё. Единица культурной информации. Мем может видоизменяться внутри носителя, оказывать влияние на него и общество в целом. Он способен к репликации, то есть к созданию копий.
Концепция мема и сам термин были предложены биологом Ричардом Докинзом в 197 году в книге «Эгоистичный ген». Докинз предложил идею о том, что вся культурная информация состоит из базовых единиц - мемов, точно так же как биологическая информация состоит из генов; и так же как гены, мемы подвержены естественному отбору, мутации и искусственной селекции.
Вертикальная передача мемов - это когда человек получает те или иные мемы «в наследство» от предыдущих поколений - от авторитетных предшественников, родителей или наставников через устную передачу, книги и другие культурные артефакты. Горизонтальная передача идей происходит между людьми одного поколения, не связанными отношениями наставник-ученик.
Примеры мемов, приводимые самим Докинзом - это: мелодии, устойчивые языковые выражения, мода. Религии и культуры – комплексы взаимосвязанных мемов.

Читать книгу «Эгоистичный ген» (Глава 11)

Между тем, ещё в 1898-м году В. М. Бехтерев в своей статье «Роль внушения в общественной жизни» предложил концепцию «Ментальных микробов», которые «подобно настоящим физическим микробам, действуют везде и всюду и передаются через слова и жесты окружающих лиц, через книги, газеты и пр.».
Но надо иметь в виду, что в своей эволюционной модели передачи информации Докинз рассматривает не только науку, а всю культуру в целом. Мем — это единица информации в целом и является мутирующим репликатором в культурной эволюции человечества.

Также к ЭЭ относятся различные концепции когнитивной эволюции живых организмов, включая человека.
Автопоэзис Матураны и Варелы: самоворчество, человек познавая мир его и творит. Термин «автопоэзис» был введен чилийскими учеными, это Умберто Матурана и Франсиско Варела. Живые существа отличаются аутопоэзной организацией, способностью воспроизводить, строить себя, это критерий, определяющий жизнь. Познание – это часть самовоспроизводства и самосохранения живых сетей. Взаимодействие живого организма со средой – это когнитивные взаимодействия. Жизнь и познание неразрывно связаны. Разум – это внутренне присуще, имманентное свойство материи на всех уровнях живого.
Познание — это не отображение некоего независимо существующего мира, но постоянное конструирование мира в процессе жизнедеятельности. Сам процесс жизнедеятельности — это процесс познания. По словам Матураны и Варелы, «жить — значит познавать». Живые системы – это познающие системы.
В целом, базовая идея ЭЭ – есть некий универсальный эволюционный механизм, что ведет сначала к эволюции жизни и затем этот механизм работает в рамках эволюции познания и его продуктов, таких как язык, наука, культура.